В последние годы протоиерей Владимир Вигилянский серьёзно занимается исследованием генеалогии своей семьи. Поиски предков порой приводят к неожиданностям. О таком случае священник написал недавно в своём блоге в «».
Увы, не родственник
Он обнаружил упоминание поэта Евгения Ивановича Вигилянского (1903-1941), который был дружески связан с поэтом Даниилом Хармсом (1905-1942). Они вместе входили в группу поэтов Обэриутов (Объединение Реального Искусства). Однако при внимательном изучении документов выяснилось, что Евгений Вигилянский вовсе не родственник отцу Владимиру, а всего лишь однофамилец. И всё же поиски дали очень интересный результат — новые сведения о самом Хармсе.
Как народоволец Ювачёв стал Миролюбовым
Изучая разнообразные материалы, священник многое узнал об отце Хармса — Иване Павловиче Ювачёве (1860-1940). Это человек с фантастической судьбой, народоволец, приговорённый к смертной казни, которую заменили на каторгу. Но при этом у него была другая, параллельная жизнь под фамилией Миролюбов.
Два года в одиночке Петропавловки и Шлиссельбургской крепости произвели в его душе переворот. Отец Владимир рассказывает о том, как узника посещал генерал из министерства внутренних дел и застал его в молитве, с Библией в руках. На вопрос генерала, не желает ли он поступить в монастырь, последовал ответ: «Я не достоин».
В одном из писем к родным из Шлиссельбурга Ювачёв сообщал: «Скажу: жил внутреннею, духовною жизнью… Дни, недели, месяцы созерцал построенный храм Божий в моём воображении».
Товарищи по заточению воспринимали его внезапную религиозность как помешательство. Вера Фигнер, например, называет Ювачёва в числе тех, кто в неволе потерял рассудок. Под именем Ивана Миролюбова были изданы два десятка книг очерков и рассказов, а также работы духовного содержания, например «Тайны Царства Небесного» и «Монастырь-тюрьма». В советский период он писал в стол богословские труды, изучал иконографию Богоматери, не пропускал церковные службы, строго соблюдал посты.
«Ходящий перед Очами Божиими»
Всё это, по мнению отца Владимира, не могло не отразиться на творчестве его сына: «И действительно, внимательно читая его стихи, пьесы, записные книжки, дневники и письма, можно заметить в его текстах не только живой опыт молитвы, но и порой внутреннее состояние человека, «ходящего перед Очами Божиими».
Например, в дневнике 1925 года Хармс описывает, как собирается идти на квартиру своей тётки Наталии Колюбакиной, где намечался литературный вечер: «Это вполне логично пригласить меня почитать стихи. Боже, сделай так, чтобы там были люди, которые любят литературу, чтобы им было интересно слушать. И пусть Наташа будет повежливей к моим стихам. Господи, сделай то, о чём я Тебя прошу. Сделай это, мой Боже».
Коллега Хармса по работе в детском отделе Госиздата А.И.Пантелеев вспоминал, как Хармс спросил его однажды: — В какого Бога вы верите? В такого, как на голубом небе под куполом, — с бородой, старенького? — Нет, не в такого. — А я — в такого. Именно в такого. Седого, доброго, бородатого.
«Просвети меня, Господи, путём стихов моих»
Далее отец Владимир цитирует несколько стихотворений Даниила Хармса, которые способны удивить многих, кто считал писателя гением абсурда и чёрного юмора. Вот такие, например:
Господи, среди бела дня Накатила на меня лень.
Разреши мне лечь и заснуть,
Господи,
И пока я сплю, накачай меня,
Господи,
Силою Твоей.
Многое знать хочу,
Но не книги и не люди скажут мне это.
Только Ты просвети меня,
Господи,
Путём стихов моих.
Разбуди меня сильного к битве со смыслами,
Быстрого к управлению слов
И прилежного к восхвалению
имени Бога
Во веки веков.
28 марта 1931 года
Слава радости, пришедшей
в мой дом.
Слава радости, приходящей
в дом, когда меньше всего ждешь её.
Всё внезапно, пока не придёт
внезапная радость.
Тогда внезапное становится
долгожданным,
а имя Господа моего звучит
ликованием.
1931 год
Исследователи творчества Даниила Хармса уже обратили внимание на молитвенный настрой некоторых его текстов, резко контрастирующих с другими произведениями, но, к сожалению, комментарии к ним требуют большей адекватности.
