Отвечает профессор Московской духовной академии протоиерей Максим Козлов:
— Нельзя сводить святость к одному лишь монашескому деланию. Православный святой – не толстовец и не Махатма Ганди с учением о непротивлении злу насилием. Мы живём в мире, где порой приходится активно противостоять злу. И человек, который сражается за Отечество, рискует своей жизнью и при этом в бою вынужден убивать врагов, это воин Христов, а не грешник-убийца.
При этом Церковь осуждает любое проявление ненужной жестокости на войне. Бороться с агрессором, защищая родную землю и мирных граждан, – это правое дело, на которое Церковь всегда благословляла воинов. А упиваться собственной жестокостью – тяжкий грех. Иногда на войне бывает трудно провести чёткую границу между вынужденной жестокостью и той, которая возникает от предельного накала эмоций. Поэтому рядом с русскими воинами всегда были священники, перед каждым походом и боем служили молебны и молились не только о победе, но и о том, чтобы не согрешить, о спасении собственной души.
Князья и их дружины воевали с иноземцами, понимая, что это суровая необходимость, и если чувствовали, что согрешили, то каялись в этом. Мы знаем, что святой Александр Невский незадолго до кончины принял иноческую схиму с именем Алексий, а Дмитрий Донской носил на теле власяницу и регулярно ходил на церковные службы.
Конечно, князья, как и другие люди, не были безгрешны. Без греха был только Господь Иисус Христос. Важно понимать, что критерий святости – не примерное поведение на пять с плюсом в течение всей жизни, а следование воле Божией, которое определяет поступки человека. Это касается и участников великих событий, во многом определивших ход русской истории.
