Православная газета

Пять старцев ХХ века

У каждого из них был особый духовный опыт и удивительная судьба

Пять старцев ХХ века
Люди и в советские времена тянулись к подвижникам. Старец Псково-Печерского монастыря архимандрит Иоанн (Крестьянкин) был окружён верующими. Фото: сергиев-посад.рф

Как узнать настоящего старца? Чем он отличается от обычного священника, духовника? Ответить не так просто. Бывают и лжестарцы, и младостарцы… Но есть и подлинные старцы — те, кто душой приблизился к Богу и обрёл особые духовные способности.

— Старец имеет дар пастыря, дар рассуждения, дар руководить духовной жизнью других, — объясняет архимандрит Сергий (Рыбко). — Он может сообщить вопрошающему волю Божию.

Такое общение — бесценный опыт. «При встрече со старцем вся шелуха, всё внешнее спадает, — рассказывал 94-летний протоиерей Иоанн Миронов, чьим духовным наставником был святой Серафим Вырицкий. — Человек начинает видеть себя таким, какой он есть на самом деле. Иногда уже ничего и спрашивать не нужно: увидел, прикоснулся — и всё становится ясным».

Есть старцы знаменитые, «всероссийские»: отцы Иоанн Крестьянкин, Николай Гурьянов, Кирилл Павлов. Наш рассказ о менее известных подвижниках. У каждого из них был свой, неповторимый духовный опыт и удивительная судьба.

«Ты что там задумала?!»

В начале 1970-х молодой художник Дмитрий Смирнов услышал об отце Таврионе. О том, как пламенно старец служит в скиту близ Елгавы, как оставляет на ночь многочисленных гостей, а утром, на литургии, причащает. Дмитрий составил для него список из шести вопросов, главный — о своём будущем.

В скиту его поразило количество приезжих. Старец служил один, без диакона, и, казалось, летал по храму. Вовлекал всех в молитву, иногда останавливался и напрямую обращался к верующим. Будил покаянный дух, готовил народ к Таинству.

Вопросы по списку задавать не пришлось: отец Таврион заговорил сам и ответил в той же последовательности, хотя о списке ничего не знал. Насчёт жизненных планов сказал: «Надо тебе служить в Церкви». И Дмитрий Смирнов стал готовиться к поступлению в семинарию.

А через год он приехал в скит со своей мамой Людмилой.

— Мы переступили порог кельи, — рассказывал позже протоиерей Димитрий, — старец зыркнул и вдруг громко спросил: «Ты что там задумала?!» Мама чуть не упала в обморок! Она ведь решила похитить внука у бывшей невестки. Та при разводе заявила, что сына к бабке не пустит. Вот и возник у моей мамы тайный замысел…

Старец тогда успокоил — и действительно, вскоре невестка образумилась.

Есть рассказ и о другом поразительном случае. Женщина привезла в скит взрослого сына, худющего, умирающего от рака пищевода. Отец Таврион велел им с утра причаститься. Ничего твёрдого сын проглотить не мог, причастили его Кровью Христовой. Перед отъездом подошли к старцу. «Позавтракали?» — спросил он.

— «Нет, но…» Мать решила, что батюшка просто забыл о болезни сына. «Идите завтракать!» Пришлось послушаться. Сели за стол. И тут выяснилось, что к сыну вернулась способность глотать пищу! После такого чуда он надолго остался в пустыньке. Плотничал, строил там домики для гостей.

А паломников на церковные праздники к старцу съезжались сотни. И это в глухие атеистические годы, когда власть ограничивала всё — и число прихожан, и число причастников. Бывало, что кроватей для гостей не хватало, и кто моложе — клал матрас на пол. Подъём в четыре утра, утренние молитвы, каноны, молебен, общая исповедь, литургия. Продовольствие привозили или покупали и готовили тоже паломники.

Так небольшой скромный скит старец превратил в место, где тысячи людей приобщались к живому Православию. Местные монахини иной раз роптали на это многолюдье, но 70-летнего архимандрита Тавриона, прошедшего гонения, допросы, сталинские лагеря, было не переубедить. «Как можно больше людей приводить ко Христу! — говорил он. — Зажигать их души, как свечи, чтобы горели и передавали пламень веры другим».

Как преподобный Серафим посетил агробиолога

Необычно сложилась судьба протоиерея Тихона Пелиха. Он стал старцем, будучи отцом двоих взрослых детей. И священный сан получил не в юности, а в зрелом возрасте.

В его жизни были два важных, а может, даже главных события. Одно случилось в 1923 году, когда он, едва не погибнув от тифа, приехал в Москву поступать в университет. С вокзала отправился в храм. Там служил патриарх Тихон. Что-то побудило юношу совершить дерзость: он без спроса зашёл в алтарь и опустился на колени перед святителем. Патриарх обнял его, благословил и, узнав имя, с улыбкой отметил, что они тёзки.

Второе событие произошло через много лет, в конце войны. Тихон тогда служил в стройбате, жил в воинской части под Москвой. В письме своей супруге Татьяне он вдруг сообщил, что испытал необычное состояние: сначала трепет и ужас, а потом абсолютную уверенность в том, что рядом находится сам Серафим Саровский. Тихон не поднимал лица от пола. Преподобный положил руку на его голову, велел исповедать грехи и благословил на священство.

Так в 52 года агробиолог, специалист по почвам, стал пастырем. До 80 лет он служил духовником Московской духовной академии и семинарии, наставлял будущих иереев и епископов. Потом его вывели за штат. И в скромном статусе «заштатного» его духовный дар открылся ещё более ярко.

— Он поражал своей кротостью, смирением, своей радостью, — вспоминает очевидец тех событий, ректор Православного Свято-Тихоновского университета протоиерей Владимир Воробьёв. — Любого человека принимал как родного; каждый, кто к нему приходил, ощущал его удивительную любовь.

Особая статья — отношения с женой Татьяной. В чём-то это напоминало монашеское послушание. Незадолго до смерти батюшка хотел принять постриг, но матушка это не одобрила, и старец смирился. А потом захворал и уже готовился к концу, но жена заявила: «Сперва я». Так и случилось: отец Тихон похоронил супругу и через две недели сам покинул земной мир. В последний день он лежал, закрыв глаза, ни на что не реагировал, и только временами возглашал алтарные молитвы. В его душе совершалась литургия.

Отец Авель и «ошибки» врачей

К архимандриту Авелю (Македонову) часто приезжали за исцелениями. Иногда он сетовал, что все просят о здоровье и редко кто — о спасении души.

Вот история, рассказанная москвичкой Ириной Пчёлкиной:

— Я умирала, врачи поставили диагноз: рассеянный склероз. Наш знакомый поехал к отцу Авелю с просьбой помолиться. И через три дня диагноз не подтвердился. Медики были в шоке, не верили своим глазам!

Таких врачебных «ошибок» после визита к старцу было немало.

Он родился в 1927 году в крестьянской семье. Колхозники замечали, что мальчик уходит в укромное место, чтобы помолиться. Ктото дал прозвище: Коля-монах. Николай рано осиротел. Местный архиерей Димитрий (Градусов) сделал его помощником, ввёл в алтарь. Шутливо, но и прозорливо именовал паренька «старцем». В семинарию не благословил: не хотел, чтобы юноша делал церковную карьеру, — видел в нём иное призвание.

В 18 лет сбылась мечта Николая: он стал монахом с именем Авель. Вскоре у него нашли болезнь сердца. В 29 лет его тайно постригли в схиму. Эта последняя степень монашества означала постоянную готовность к смерти. Схимнику закрыт путь к епископству. Но для окружающих он остался иеромонахом Авелем.

Где бы он ни служил, к нему тянулись верующие. Местные власти тревожились и принимали «ответные меры»: травили, печатали в газетах гнусные фельетоны. Его вынудили покинуть родную Рязанщину, а позже выдворили из Ярославля.

В 1970 году он отправился на Афон, в угасающий русский монастырь, где осталось лишь несколько старых насельников. Служение на Святой Горе отец Авель вспоминал как счастливый период. А потом вернулся на родину и уже навсегда. Врачи запретили любую нагрузку, а его назначили наместником разрушенного Иоанно-Богословского монастыря под Рязанью — восстанавливать. Жить разрешили в городе, на стройке бывать наездами, но он поселился вместе с монахами в холодной избе с буржуйкой.

В общении старец мог быть и строгим, и ласковым, но всегда утешал. Обычно начинал разговор издалека, и по ходу беседы люди неожиданно понимали, что получили ответы на свои ещё не заданные вопросы. Директивных указаний никому не давал, только советовал. Исцелял других и сам удивлялся, что Господь дал ему «многая лета». Умер батюшка в декабре 2006 года на 80-м году жизни. Перед этим особо не болел, просто внезапно остановилось сердце.

Арестант матёрый, монах бывалый

Богатырского здоровья был отец Павел и фамилию имел «крепкую»: Груздев. В мае 1941-го его, прихожанина храма, арестовали. Обвиняли в заговоре и допрашивали с пристрастием: выбили все зубы. Добивались, чтобы он оговорил других прихожан. Павел ничего не подписал. Ему объявили смертный приговор, но передумали, отправили в лагерь. Там тоже били. Однажды он попросил освобождения от работ в Рождество, обещал после дать двойную норму. За это поломали рёбра, еле дополз до барака.

Но тысячи людей, которые позднее, в менее страшные времена, приезжали к Груздеву за духовной поддержкой, запомнили его бодрым и счастливым.

«Колька!» «Петька!» Такими возгласами он встречал не только мирян, но и митрофорных протоиереев. И с владыками держался почти на равных. Чуть юродствовал при этом, играл в простеца. А от светского начальства держался подальше: перед приездом уполномоченного брался за самую чёрную работу. Непрошеный гость ожидал увидеть благообразного старца, а видел босого мужика в рубахе навыпуск, с лопатой, около выгребной ямы, — и молча уезжал. Вот и хорошо: дальше от царей — голова целей.

Уже будучи архимандритом, старец продолжал жить в избушке, сам колол дрова, косил траву, помогал сельчанам ухаживать за скотиной. Был на все руки мастер и, если кто-то этому удивлялся, объяснял: «Я арестант матёрый и монах бывалый». Всю его собственность составляли несколько икон. При переезде из села Никульское в город Тутаев выяснилось, что есть и ещё один важный предмет — гроб. Его батюшка сколотил для себя загодя.

Иноческий постриг отец Павел принял в зрелом возрасте, после лагерей, но, по сути, монахом был с самых ранних лет. Его детство прошло в Мологском монастыре, там по молитвослову научился читать и писать. Он называл себя неграмотным дураком, а сам знал на память все церковные службы. В храме служил так, что у верующих дух захватывало. А ещё любил пошутить. Сочинил забавный «акафист самовару» с рефреном: «Радуйся, самоварче-варче, монашеский угодниче!»

Любили его за мудрость, смирение, простоту. Когда просили молитв, он показывал на сердце: «Вы у меня здесь».

Скончался отец Павел вскоре после Рождества, 13 января 1996 года. Позже многие вспоминали о маленьком чуде: в тот день в его палате возникло благоухание. Словно наступило лето и кто-то принёс в больницу свежие полевые цветы.

Тайный монастырь отца Севастиана

«Болезни — гостинцы с неба», — говорил Севастиан Карагандинский (1884-1966). С юности он мучился от спазмов, вынужден был есть только протёртую пищу. Обращался ли к врачам? Вряд ли. Он служил келейником в Оптиной пустыни, а там к медикам не спешили.

Монашеский постриг он принял накануне революции. К репрессиям властей, как и к телесным недугам, относился терпеливо. «Что вы думаете о советской власти?» — спрашивал его следователь. «Это гнев Божий, — отвечал инок. — Советская власть — наказание для людей».

Его отправили на лесоповал в Карагандинскую область. Работал сторожем, охранял склад. Не раз его испытывали: требовали отречься от веры, науськивали уголовников. Спасала непрерывная молитва. Местные жители, узнав о больном священнике, начали передавать для него продукты, одежду. Среди заключённых были монахини, тайком они приходили к отцу Севастиану на исповедь.

После освобождения в конце 1930-х годов батюшка решил остаться в селе Большая Михайловка под Карагандой. К тому времени у него появились духовные чада. Вместе молились, а в дни церковных праздников он по ночам тайно служил литургию. Верующие запирали дверь его маленького дома, окна занавешивали одеялами. Власть об этом так и не узнала. Уникальный случай: в разгар советского богоборчества, когда сотни обителей были разорены, старец Севастиан сумел создать вокруг себя почти что монастырское братство.

Во время войны власть временно потеплела к Церкви, и жители села решили зарегистрировать православную общину. Направили прошение в Алма-Ату. Им не ответили. Тогда написали в Москву. Ждать пришлось более 10 лет: лишь в 1955 году разрешили богослужения. Верующие быстро возвели храм в честь Рождества Пресвятой Богородицы. Его настоятелем стал отец Севастиан.

В конце жизни он мучительно болел: кашлял и задыхался. В храм его носили на руках. Накануне кончины он сумел встать, поднялся на амвон. Прихожане плакали. Он поклонился им и попросил жить в мире и любви друг к другу.

Текст: Михаил УСТЮГОВ «Крестовский мост» в Телеграме: https://t.me/krestovsky_most